Сегодняшнее небо бирюзового цвета.
И круглое черное облачко.
Я люблю, когда зимой в машине открыты окна.
Таксист нервно хихикает и пытается шутить.
Я смотрю в окно.
Красный, зеленый, поворот, указатель, магазины, дома, булочная, стоп, 140 рублей, адиос.
Окна в пустой квартире светятся бледно-серым.
Уходя, я включаю телевизор, чтобы создавалось ощущение, что кто-то меня ждет.
Морозно.
Пальцы не гнутся.
Волосы обледенели от дыхания.
Я посижу на скрипучих качелях, заглядывая в окна.
У соседей интим.
У тех вон — ругань, тарелки звенят, осколки по раме оконной бьют.
Кто-то порезал палец. Вроде женский плач.
В окне у бывшего теплится свет.
…мы курим.
Глотаю пепел, кашляю, но продолжаю это бесполезное занятие.
Смеешься?
Мне осталось жить 3 года.
Баюкаю варежки.
У тебя на щеке — след пятерни.
Твоя настоящая ревнует.
А меня нет.
Я глюк.
Можно я еще посижу?
Можешь не закрывать собой подушку.
Я вижу край этих розовых трусиков.
Мне все равно.
Здесь просто тепло.
Ну да, пахнет кошачьей мочой…
И конфетами.
Просто бирюзовый цвет сводит меня с ума.
Бирюзовый цвет, из которого хитро выглядывает Венера.
И если я возьмусь за свое старое Таро, я вытащу Силу или Императрицу.
Давай не будем гадать…
Снег блестит на подоконнике.
Я пойду.
Слишком темно.
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Я видел как девочка стояла и смотрела на небо.
Она шевелила губами, отвечая на вопросы, заданные кем-то изнутри.
Усмехалась.
Кусала губы.
Я сидел на крыше и смотрел.
Стоптанные каблуки, скатавшееся пальтишко, ежится, глаза странные: зеленые, один шизофренически блестит, второй потухший, почти мертвый.
Баюкала варежку.
Наверное, я мог спуститься и подойти к ней. Протянуть плитку шоколада. Или просто спросить «Как дела?».
Но я смотрел туда, куда смотрела она.
На сияние Венеры.
А когда я посмотрел вниз, улица была пуста.
Светящиеся серым окна погасли.
Ночь тихо шуршала.
Девочки не было.
Лишь на снегу мягко таяли следы кошачьих лапок.
// Яхрома, 2010.
Ваш комментарий будет первым