Рецидив.

И если можно было бы задержать, упасть в расширенные поры старого прогнившего чердака, где старыми детскими воспоминаниями хранится то, что осталось от Тебя.
Где мальчики-манекены протягивают нежные горячие ладошки, шепчут твое имя тихо-тихо так, словно на ухо.
Трогают тебя за рукава.
А тебе-то (мне) просто хотелось, чтобы они молчали и вдыхали мое имя, как я дышу Твоим.
Бесконечно. Безнадежно. Стихами Дементьева по губам стелится романтика, упадочная, прожитая, пережитая не раз. Одни и те же вздохи, одни и те же касания, одни и те же воспоминания и аритмичный стук сердца.
Один и тот же Город, наполняющий мою сгоревшую сущность насильно через рот питательным субстратом, упадочной романтикой и ушедшим прошлым.
И ничего кроме энергетиков с седативным, как у Para-Mi — ничего нет, кроме карих глаз.
Цеплялась за любую возможность вызвонить, найти, прижаться и впиться в плечо поцелуем.
И ничего кроме мальчиков-манекенов, вкладывающих тебе в ладошку свои липкие душные чувства на старом прогнившем чердаке, красивых таких манекенов — зеленоглазых, светловолосых, с тонкими чертами лица.
И опять — душу бы отдала за возможность ударить и разбить всю эту кукольность, всю эту нежность и все эти «люблю». Заткнитесь. Заткнитесь и никогда больше не произносите мое имя.
Не касайтесь рукавов.
И с каждым вздохом, с каждым пропущенным ударом сердца я буду сильнее.
Потому что соки по питающей трубке в горло, пульсируя в животе жизнью, наполняя новой силой все то, что было выжжено Тобой.
И как сладостно приятно осознавать, что где-то Ты сам, мое божество, мой маленький Гитлер, — труп и жертва.
А меня там и вовсе нет.