Он сказал: «А тебя любовь защищает».
А потом костер догорал, медленно и непреклонно. Искры стремились вверх и где-то через столетие пропадали, растворялись с легким шорохом или треском, аккомпанируя варгану.
Помолчали.
Прощаться было тяжело. Прощаться вообще тяжело, тяжело провожать искры взглядом, тяжело вспоминать нюансы ушедших аккордов, тяжело выпроваживать вчерашнюю ночь.
И каждый любил. Его любовь и моя любовь спали в соседней палатке. Они тоже когда-то любили друг друга и даже, вроде как, были вместе. Палатка была застегнута наглухо. Оборачиваться и смотреть на нее не хотелось.
Помолчали еще.
Смотрели в костер. Утро не придавало бодрости ни мыслям, ни духу, ползло холодной змеей по пояснице. Грелась ощущением живого человека рядом. Любовь открывала ленивый сонный глаз и потягивалась скрюченными конечностями.
«Просыпаются».
В палатке шевелились. Доносились глухие бормочущие разговоры. Тянуло похмельем.
Костер догорел.
Мой собеседник поднялся и пошел в сторону леса, избегая предстоящей встречи и неумолимого «Доброе утро».
,,,,,,,,,,
Все, о чем я прошу сейчас: чтобы самые добрые в мире глаза никогда не были грустными.
Ваш комментарий будет первым