Запах.

Твой запах, удушливый, терпкий, обволакивает мое тело. Трудно, тяжело дышать, дрожат пальцы, колени: внутри ритмично «слиш-ком близ-ко, слиш-ком близ-ко». Не оттолкнуть, не ударить, не отступить назад.

Комната чернеет, растягивает вечер по углам, вплетая в его дымку красные звезды зажженных сигарет. Ты касаешься моего плеча. Прикосновение режет нервную ткань, сжигает клетки высоковольтным зарядом, устремляясь к позвоночному столбу, где стихает, успокаивается и рассыпается мириадами мурашек – вверх и вниз по спине.

Сейчас, спустя годы, я ощущаю его еще острее, чем в сам момент прикосновения. Я просыпаюсь, задохнувшись от вспышек сгорающих нейронов, от резкого, тяжелого – твоего – запаха, прилипшего к моей коже. Слизнешь капельку пота – а тело-то и вовсе уже не мое, горчит на языке тестостерон.

За окном занимается бесстрастный рассвет: засыпают и скатываются с неба звезды, одна за одной, видеть свои несбыточные звездные сны. Шумит шоссе, стучат колесами трудяги-электрички: идти бы за ними по блестящим в сумерках путям, да и выйти к горизонту, хлопнуть по плечу задремавшего Атланта, угостить сигаретой да помолчать за жизнь. Уж он-то насмотрелся и на сосуды без души, и на бестелесные души, не привыкать ему, старому: гермафродитам не удивится.

На купальскую ночь пускаем по воде венок: в самом его центре, в глубине темной воды, скрыто сокровище – стоит лишь погрузить руку сквозь цветочный круг и взять его, или быть взятым самому, схваченным крепкой холодной ладонью, да и утянутым на дно. Только и останется смотреть на мир вечно удивленными, распахнутыми глазами, сквозь мерцающую плотную пелену вешних вод.

Ты был смел и равнодушен, не ища сокровищ, ты вошел в меня: поэтому, будучи схваченным и затянутым на дно, сумел вырваться и выплыть, оставив кусочек своего сознания – мужского ян – в темной глубине моего инь. С тех пор он, чужеродный, душит меня памятью, запахом, красным цветом, разжигает войны и приковывает глаза к темным зрачкам ружейных стволов, стремится уничтожить свою клетку – меня – и возвратиться к тебе, слиться с тобой.

Поэтому мне следует беречь себя: брать за плечи и уводить ночью с крыш, вынимать из сумки лезвия, не смотреть пристально в глаза хищникам, не рвать глотку чужими словами на мостах, а самое главное – не давать приближаться к воде, не давать тебе – мне – свободы.

Я жду, он – кусочек — будет магнит: он будет притягивать тебя ко мне, твои руки к моему горлу, твои мысли к моим словам. И не видеть бы жалости, да старости, да старых незалеченных ран, да любви и нежности: не откликнется. Но я вру. Слова в глаза.

Дымится воздух: город плавит асфальт, дождавшись лета и вздохнув расслабленно, любуется своим отражением в стекле витрин, в глазах кошек, в свежем рыхлом гудроне – рассеянно улыбается сам себе.

Ты где?